don't go around smokin' unless you want to get burned
Жимолость, живокость, иван-чай и девятисил,
Ты откуда тут взялся, отрок, ведь никто тебя не просил
Ни воду замешивать в камень, ни бензин обращать в вино,
Ни ронять гравитацию об пол, ни детей уводить на дно,
Ни поджигать этот воздух, ни укреплять озоновый слой,
В этих дырах, гринписом раскрученных, знаешь, мог бы сгинуть муссон-другой,
Легко!
Пока из деревьев сочится на солнце прозрачное молоко
И по снегу такое смешное время бегает босиком
И орет мне в обоих ухах, что дело не в том,
Что алфавит чертовски стеснен в своих тридцати
С небольшим чем-то букывках, как и язык - в двадцати...
В общем, в скольких-то тысячах, а исключительно в том,
Что они с языком собираются после шести
На маленькой кухонке,
Где-то в Западном Косино или в Восточной Жуковке,
Или в Северном Люблино,
И судачат о тяжести своей доли,
И о том, в какой же они неволе,
И что каждый из них давно
Готов выбросить все к чертям,
Сжечь трудовую книжку, страховый полис, права на машину и прочий ненужный хлам,
И отправиться к чертовой бабушке, куда глаз доведет, по морям по горам по долам,
И в этом запале они обнимаются, похлопывают по плечам
друг друга, стыкуются лбами и неожиданно замолкают.
Время проходит вокруг не глядя, прозрачно их омывает.
А потом входишь ты и говоришь "не хочу Вас расстраивать, парни, но времени пять утра,
Не знаю, что вы тут решили, но какбэ уже пора".
Они со вздохом, будто бы просыпаясь,
Переглядываются и выходят, а ты
Смотришь им вслед, улыбаясь.
На ладонях своих поправляя невидимые бинты.
Ты откуда тут взялся, отрок, ведь никто тебя не просил
Ни воду замешивать в камень, ни бензин обращать в вино,
Ни ронять гравитацию об пол, ни детей уводить на дно,
Ни поджигать этот воздух, ни укреплять озоновый слой,
В этих дырах, гринписом раскрученных, знаешь, мог бы сгинуть муссон-другой,
Легко!
Пока из деревьев сочится на солнце прозрачное молоко
И по снегу такое смешное время бегает босиком
И орет мне в обоих ухах, что дело не в том,
Что алфавит чертовски стеснен в своих тридцати
С небольшим чем-то букывках, как и язык - в двадцати...
В общем, в скольких-то тысячах, а исключительно в том,
Что они с языком собираются после шести
На маленькой кухонке,
Где-то в Западном Косино или в Восточной Жуковке,
Или в Северном Люблино,
И судачат о тяжести своей доли,
И о том, в какой же они неволе,
И что каждый из них давно
Готов выбросить все к чертям,
Сжечь трудовую книжку, страховый полис, права на машину и прочий ненужный хлам,
И отправиться к чертовой бабушке, куда глаз доведет, по морям по горам по долам,
И в этом запале они обнимаются, похлопывают по плечам
друг друга, стыкуются лбами и неожиданно замолкают.
Время проходит вокруг не глядя, прозрачно их омывает.
А потом входишь ты и говоришь "не хочу Вас расстраивать, парни, но времени пять утра,
Не знаю, что вы тут решили, но какбэ уже пора".
Они со вздохом, будто бы просыпаясь,
Переглядываются и выходят, а ты
Смотришь им вслед, улыбаясь.
На ладонях своих поправляя невидимые бинты.
-
-
23.01.2011 в 03:37-
-
23.01.2011 в 18:44Спасибо, дорогая, сама его люблю.
-
-
13.04.2011 в 06:22скучаю по тебе, мне надо пиздюлей.а вообще я искала перевод Коэна.
-
-
13.04.2011 в 11:05спасибо, дорогая.