А вы думали, господа, вам покажут «нежное» девичество? Или «утонченный» гламур, или мрачную «альтернативу»? Или «искренний» эротизм, или «изысканное» пуританство? Или «немодный» постмодернизм, или «новую» искренность? Нет, господа. Ни того, ни другого, ни пятого, ни десятого блюда нет в меню. А есть
Мясо. С чьей-то легкой руки или просто по принципу переноса по смежности, ставшее ныне стало олицетворением плотского желания «как оно есть». Мясо не может являться объектом желания, а только вместилищем, символом его — а потому безголовое или безликое тело суть идеальный «объект желания» — ровно настолько. насколько идеальное Желание возможно и символично внутри самого себя.
Если пропустить его через мясорубку (мясо или желание?), получится фарш. Еще более бесструктурная и внесимволическая сущность. Переработанная основа. Добытый ресурс. Еще не продукт, уже не субстанция, нечто, не несущее в себе ни оправдания, ни цели, ни формы. Чистое творчество.
Кроме того, мясо — символ (человеческой) субстанции, которая еще не обрела субъектности. Та самая табула раса. А если включить в него кости и чуточку кожи, то Тело.
Тело. Тело, с одной стороны, суть вместилище желания, с другой — имманентная и безъязыкая природа. Природу эту можно брать в союзники, объяснять ее и опрадываться ею, а можно презреть и объявить вне закона и вне человеческого. На экране тело безголово и безлико, и было бы обобщающе-безличным, если бы кроме первого ингридиента, не делилось на другие составляющие:
Руки. Часть тела, олицетворяющая субъекта целиком в его активной, деятельной ипостаси. Они гендерно нейтральны, более того — внесексуальны — в том смысле, что не загромождены стереотипными образами и сложно поддаются фетишизации. А с другой стороны — активно сексуальны — в той мере, в какой не могут быть пассивным «приёмником» сексуального напора Другого, подобно влагалищу или рту. Руки — не столько символ или заменитель фаллоса, сколько предвестники той логики, в которой генитальное строение человека не будет иметь никакого значения. Равно как и
Грудь, которую (в данном контексте) можно считать более символом сердца, нежели аналогом мяса. И речь не идет о поиске пресловутого «женского наслаждения», которое, дескать, возможно и в отсутствие фаллоса, или в «подмене» одного символического другим, сексуального — поэтическим, и наоборот. Динамическое напряжение между тремя точками создается прикосновением рук к груди, измазыванием ее фаршем — не эротический экшн и не провокативный перформанс. Это поиск. Не разговор гениталий и не спектакль положений, а попытка дойти до сути. Сути Творчества или Другого — возможно, это одна и та же загадка.
И в этом треугольнике фарш обретает значение переработанных, пропущенных через мясорубку творения — сущностей. Мяса, молока, крови, лука, хлеба, усилий, желания, аффектов, страдания, озарений, природного, социального, если вообще есть смысл отделять одно от другого. А грудь — как самый быстрый способ дотронуться до сердца руками, до сути — сутью. И то — лишь через посредство переработанных имманентностей.
Чем больше усилие по «измельчению» жизни, по преодолению изначальных объектов и посылов, себя самого как импульса и материи одновременно, тем меньше в итоге разрыв между сотворителем и воспринимающим творимое. Воспринять себя не как «повара», но и как «мясо», как полуфабрикат для собственного рецепта — идея не слишком ценимая нынешним дискурсом «прав человека» и «врожденных особенностей», где всякой жизни предлагается лишь развитием «изначальных позывов» в душе и теле — но оттого тем более ценная.